Странное, неизъяснимое чувство овладело бы зрителем при виде, как от одного удара
смычком музыканта, в сермяжном свитке, с длинными закрученными усами, все обратилось , волею и неволею, к
единству и и перешло в согласие. Люди, на угрюмых лицах которых, кажется, век не проскальзывала улыбка,
притоптывали ногами и вздрагивали плечами. Все неслось. Все танцевало.
